Поселок Поречье-Рыбное находится в 65 километрах от Ярославля. Там сохранилась большая купеческая усадьба с лепниной, изразцовой печью, анфиладами комнат. Раньше в усадьбе были койки сестринского ухода, а сейчас – Дом милосердия, одно из самых передовых учреждений в России по оказанию паллиативной помощи. Директор Дома милосердия – Алексей Васиков. В 2022 году он стал героем книги «100 подвигов обычных людей. Том 3». Команда проекта «Подвиги» рассказывает его историю.
- Алексей, давайте с вами познакомимся. Расскажите немного о себе, сколько вам лет и чем вы занимаетесь?
— Мне 38 лет. Четыре года я являюсь директором Дома милосердия кузнеца Лобова. Мы занимаемся помощью тяжелобольным: это те, кто имеют смертельные заболевания, а также пожилые граждане, которые утратили способность к самообслуживанию. Вторая категория очень важна, так как очень много брошенных людей, недообследованных, многих терапевт не смотрел последние пять лет. Мы этой категории граждан помогаем. Если человек не может за собой ухаживать, а визитов соцработника не хватает, мы обязательно подключаемся. При необходимости и дообследуем.
- Кто ваш главный помощник в этом нелегком деле?
— Главный помощник — моя жена. Хотя это скорее я ее помощник. Анастасия — практикующий врач общей практики, паллиативный врач. Она ведёт амбулаторию в поселке Поречье-Рыбное от рождения и до смерти, население поселка 1900 человек. Сейчас она в декрете, у нас появился третий ребенок. В течение полугода она обучалась на руководителя медорганизации, скоро мы будем подавать документы на работу с наркотическими средствами и психотропными веществами. Также в команде Дома милосердия есть старшая медсестра, которая отвечает за организацию правильного ухода, контролирует выполнение назначений врача. У нас есть стационар на 20 человек, это еще одна отдельная история, и патронажная служба — помощь на дому. Где единовременно помощь получают 40 семей, в будущем рассчитываем увеличить обслуживание еще на 40 семей.
- Расскажите, пожалуйста, о своей семье.
- У нас трое детей, старшей дочке 10 лет, среднему сыну — 7 лет, идет в школу в этом году. Младшей дочке годик исполнился в июне. Старшая помогает сидеть с младшей, нянечку не нанимаем, нет возможности, поэтому всё сами. Работаем через день: день — я, день — жена.
Перед тем, как принять человека в Дом милосердия, специалисты его осматривают. Очень много надо вопросов решать параллельно. Наша работа сейчас занимает все время, нет возможности даже исполнить маленькие мечты — поиграть на гитаре, заняться рыбалкой или еще чем-то. Так будет до момента, пока младшая не пойдет в садик в январе. Только тогда появится хоть какое-то время. Утром встали, с 7:00 до 8:00 всех собрали, раскидали. Вечером делаем уроки, немного играем, бегаем. Все равно стараемся детям уделять внимание, на выходных куда-то выезжать — в аквапарк, зоопарк, на природу.
- Вспомним детство, каким вы были ребенком? Чему учили вас родители? Расскажите о них.
- У меня есть брат-близнец, а это в два раза больше проблем, это меньше внимания родителей, ведь надо делить на двоих. И при этом мне не надо было искать друга — самый лучший друг всегда рядом. Брат сейчас в Ярославле. Мы общаемся редко, видимся где-то раз в полгода, но до 17 лет всегда были вместе, этакие сорванцы: мы лазали по деревьям, тонули на плотах, котят спасали. В принципе, обычное детство в деревне, стандартное воспитание для середины 1990-х. Испытание огнем и медными трубами — я имею ввиду сигареты и алкоголь — в деревне приходится на 9-11 классы. Слава богу, в 16 лет мы поняли, что нам это не нужно.
А еще я считаю, это хорошо, что от нас не прятали смерть: мы понимали, что бабушки и дедушки умирают. Почему я про это говорю? Работая в Доме милосердия, я вижу, как родственники прячут смерть и заболевания. Лежит дочка, рядом с ней мама, разговариваешь о ее сложном состоянии, и она считает, что дочка перенесет дорогу в 70 км, что есть еще время. Она понимает, что дочь умирает, но есть еще неделя, месяц. А этого времени нет! Человек уходит вечером, через несколько часов.
Или врачи не хотят расстраивать диагнозом. Я не понимаю этого. Человек расстроится, если у него останется час, а он о заболевании ничего не знал. В деревне мы всё видели, в том числе и кортежи похоронные. Сейчас же в городе этого нет, все скрывается, и ребенок не спросит, что это. До 18 лет не знают, что смерть существует, а мы всё знали. Если умирали бабушки/дедушки, их клали в комнате по центру. Я благодарен этому, потому что могу нормально всё оценивать.
У меня нет страха перед смертью. Даже детям говорю: радуйтесь, пока мы с вами, потом нас не будет. Никто не знает, сколько нам осталось.
В деревне я мог зайти в любую квартиру или дом, спросить стакан воды. Вроде это всё обычно, но это тоже история про открытое сердце. Я жил в Ярославле, областном городе, на протяжении десяти лет и не знал, как зовут по имени и отчеству моего соседа, в лифте с людьми здороваешься, а они еле-еле что-то отвечают. В деревне все друг друга знают, приветствуют. Если ты не поздороваешься, то твоей маме расскажут, что ребенок невоспитанный.
- Расскажите о ваших родителях, как они вас воспитывали, чему учили?
- Воспитывался я так, что мама с папой говорили: вырастай и езжай отсюда, из деревни. Работы нет, всё разваливается. Папа получил высшее образование, его отец, мой дед, тоже получил высшее. И я, и брат закончили университет с красным дипломом. Отец читает книги, он техник, физик, закончил Петербургский университет физики, в деревне работал начальником отдела связи. У нас в деревне у одних из первых появился компьютер — ему было важно, чтобы мы с этой железкой разобрались, понимали, как она работает. В 13 лет для нас не было проблемой «все снести» и установить по новой — компьютерщики поймут.
Отец обучил главному: не надо знать всё, это невозможно. Надо знать, где эти знания достать, когда будет нужно.
Мама закончила кулинарный техникум, а потом получила высшее образование кондитера. Поэтому торты, пирожные, вкусности — это моё детство. Благодаря родителям мы не сильно ощущали голодные 1990-е. Работала она продавцом, сначала в военторге, потом в сельском магазине. Затем стала товароведом. Где-то после 50 лет у неё случился тяжелый инсульт, после этого на работу она не выходила, стала домохозяйкой. Отец сейчас работает водителем, мама всегда дома, живут в квартире в деревне. Я рядом и всячески им помогаю.
- Кем хотели стать в будущем вы и ваша супруга?
- Анастасия мечтала стать врачом, а я — артистом. Мы с братом принимали участие в различной самодеятельности в деревне. В нашем поселке у нас кроме спорта или дома культуры ничего и не было. Все про меня говорили: «Вон какой артист растет». Я пытался поступить в театральный институт. В первый год не поступил. Потом начал подавать везде заявки, в том числе в московские вузы. Был вариант с физматом на бюджет, но я понял, что мне это не интересно. В итоге поступил и выбрал обучение на психолога, хотя обучение было платным. Мама с папой меня поддержали. Думаю, что это был правильный выбор.
- Как появился ваш Дом милосердия?
— Моя жена — пятый ребенок в семье. Мама родила её в 38 лет. Мы с ней познакомились в Ярославле. Она как последний ребенок понимала, что придет время и нужно будет присматривать за родителями, и после трех дней знакомства она мне сказала прямо: "Леша, я буду с родителями до конца их дней, поэтому если у тебя планы остаться в Ярославле, то до свидания". Я принял это нормально. После свадьбы мы переехали в Семибратово, это в 40 км от Поречья. Через год, чтобы получить миллион рублей по распределению, переехали в Петровское, а врачи оттуда, наоборот, в Семибратово. Ужасная система. Нужно было менять место жительства и терять уже наработанные контакты, но миллион — большая сумма. Там у нас родился второй сын Юрик. В его полтора года мы пытались добиться, чтобы сына приняли в тот же детсад, куда ходит дочка, но у нас не получилось. Супруга возила сына в садик за 15 километров, потом отвозила дочку и шла на работу. Я продолжать работать в Ярославле и рано утром уезжал. У меня был там свой небольшой бизнес
Случилась авария, УАЗик врезался в машину жены, когда она зимой ехала за сыном вечером в сад, слава Богу, никто не пострадал. После этого мы перебрались в Поречье. Те необходимые пять лет работы за миллион подошли к концу. А поселок Петровское остался без мощнейшего врача, потому что уже тогда Настя была хорошим специалистом. В этом сельском поселении живет 10 тысяч человек, а работает там сегодня лишь один фельдшер. Бардак! Для работы мы покупали жене бумагу, ручки, принтер, они там без света сидели. Я сознательно ругаю систему здравоохранения — может, хоть шевелиться начнут.
Уже в Поречье Насте исполнилось 30 лет, я ей устроил праздник. Снял ресторан, пригласили около 60 гостей, друзей, родителей, коллег. Это была середина апреля — Пасха. Был последний большой праздник с отцом жены, но тогда папа Юра только покашливал. В мае он сделал КТ, были обнаружены метастазы в легких, потом мы нашли очаг — почки. Там уже опухоль была 6 см. Я тогда мало что понимал, Настя понимала больше и вела себя мужественно.
В ноябре папа умер. Где-то за месяц до этого ему сделали операцию, старались вылечить несмотря ни на что. Сейчас я понимаю, что этого делать не нужно было. А когда был первый визит в онкологию, был жаркий день, мы бегали из кабинета в кабинет, много народу, встать некуда. Отец спросил: ну что у меня? Врач сказал: у вас все плохо, рак, но медицинское вмешательство можем провести. И хлопнул дверью. Папа застыл. Я и жена были в шоке.
До операции он бегал и все успевал. Достраивал второй дом для старшей сестры и внучат, написал все указания и завещания, увиделся со всеми, с кем надо, успел съездить и пройтись по вечернему Ярославлю. Даже пива мы с ним попили.
- То есть эта ситуация стала катализатором к появлению Дома милосердия?
- В ноябре 2017 папа умер, мы перебрались в Поречье в отцовский дом, чтобы поддержать маму.
Настя устроилась в амбулаторию, которая открылась в 2018 году. Она сделала подвиг! Представьте: 1900 человек, которых смотрел только фельдшер в свободное от основной работы (Фельдшера Поречского консервного завода) время. Все хронические заболевания у людей были запущены, не было даже медкарт. В первый год была проделана огромная работа. Сейчас, конечно, легче, Настя специалист высшей пробы. Ей жалуются на давление, а она по цвету и запаху опознает другие болячки и спасает жизни. Она ко мне могла в машину посадить бабушку и заставить вести в областной город, потому что ей наложили повязку и сказали пить обезболивающее, а там вывих плечевого сустава, нужна операция. Причем я понимаю, что ее никто не встретит и нужно отвезти назад в Поречье. Слава богу, сейчас у нее все хорошо и руки двигаются, а что было бы без операции? И таких случаев много.
В феврале 2018 врач Анастасия Юрьевна берет на свое врачебное попечение койки сестринского ухода здесь, в Поречье – 20 человек. Тут своя история. В 2000 году Нина Николаевна Зеймуль — 60-летняя женщина, заводской фельдшер — открыла в здании местной ”Красной больницы" койки сестринского ухода для того, чтобы здание не закрыли и ценный коллектив больницы не распустили. А это двухэтажная усадьба Устиновых 1806 года постройки. Нина Николаевна ведет эти 20 человек до 2018 года. И в 79 лет говорит: “Настя, бери, это — тебе”. Я был очень против. Я — в Ярославле, у нас маленький ребенок. С работы приезжаю, а ее нет. Непорядок. Я даже вещи собирал, чтобы уйти. Я эмоционально реагировал, милосердия её не понимал.
Все в том же феврале она приехала на выезд к больному домой и услышала, что он кашляет, как её отец. Только не было у него пяти детей, чтобы за ним поухаживали. Она его забрала на койки сестринского ухода. А в Пасху 2018-го года она позвала Нюту Федермессер — учредителя благотворительного Фонда помощи хосписам «Вера», чтобы обезболить пациента.
Нюта ранее уже была в Поречье и не знала про койки сестринского ухода. Объясню, почему я рассказывал так детально историю про папу Юру и Пасху 2017 года. В Пасху 2018 года Нюта приехала сюда, причем с целой свитой: были руководитель департамента Ярославской области, главный врач ЦРБ. И когда всю эту свиту увидели, поняли — что-то случилось. Нюта посмотрела дом, и на следующий день все пациенты были эвакуированы в Ростовский район. В июне того же года все были возвращены, и вместо коек сестринского ухода возник Дом милосердия. Нюта вернула людей, сохранила рабочие места и приложила к этому максимум усилий.
Нюта и фонд "Вера" взяли всё под свою опеку, всё начало меняться в лучшую сторону. В России возникла новая практика помощи сразу трем категориям граждан: "социальным” престарелым, тем, кому необходима временная реабилитация, помощь паллиативным больным. В 2019 году Дом милосердия охватил 50 человек, а в 2021 уже 100, за счет того, что больше стало смертельно больных.
К нам попадают люди, которым нужна помощь после перелома, например, шейки бедра. Они восстанавливаются у нас. Или, например, нужно сделать ремонт, у нас размещают пожилого больного на это время. Также есть одинокие возрастные люди, стараемся их поддержать. В 2020 году мы получили лицензию на оказание выездной паллиативной помощи. Наш коллектив вырос с 12 до 49 человек, больше половины коллектива отделения сестринского ухода осталось. Это очень большая душевная работа, у нас много пациентов умирает, но персонал научился принимать их уход.
Дом милосердия расположен в старом доме купцов Устиновых, он построен в 1806 году. А ремонт последний наверное был в 60-е, это в прошлом веке. Фонд “Вера” первым делом, когда брал его под крыло, смотрел, годится ли здание с технической точки зрения Помимо необходимого косметического ремонта многое требовало внимания. В здании был вздутый линолеум, запах, прогнившие полы, отслоившаяся краска на стенах и падающая с потолка штукатурка — в общем, все было плачевно. Ремонт мы делали своими силами, работали до двух-трех часов ночи. В декабре 2018-го к нам должен был приехать Владимир Путин, но приехали Голикова и Кириенко. Мы отремонтировали первый этаж, второй этаж был обновлен в 2019-м. В 2020-м мы доделали крупные внешние работы, ливневую и дренажную системы и т.д. За уют отвечала Нюта. Например, в «Чайхане» в Москве меняли мебель, Нюта узнавала про это и забирала у них все, что было не нужно. Мы и сейчас стараемся сделать Дом милосердия уютным, как дом мамы или бабушки — подбираем скатерти, глиняные горшочки, картины.
- Расскажите о вашем коллективе. Что это за люди, как они становились частью вашей команды?
– Наш коллектив 49 человек — это еще одно чудо. Они все из Поречья, кроме трех человек, мы как градообразующее предприятие. Набирал людей я, мне хотелось найти работников не на полгода, а надолго. Текучка у нас очень маленькая, ушло всего 5-6 человек, ушли по семейным обстоятельствам в другие города. Там они работают в социальных центрах и с гордостью о нас говорят. Мы — пример на уровне России, и с этих заходов мы начинали знакомство с человеком — а надо ли это самому человеку? В Поречье с этим очень сложно, приходилось даже «переманивать» людей, например, с нашего консервного завода и администрации. Сложный опыт. Многое менялось в административном плане, потому что нужны были финансисты, смм-щики, хозяйственники. Сейчас мы на этапе, когда штатное расписание в принципе устаканилось.
- На какие средства существует Для милосердия? Есть ли поддержка фондов, гранты, донаты?
- С 2018 по 2020 мы жили только на средства фонда “Вера”. В 2020-м году фонд порекомендовал принять участие в Президентском гранте, и спустя год мы подали заявку еще на один грант. И там, и там мы выиграли и получили около 15 млн рублей на патронажную и стационарную помощь. В 2022-м году мы получили еще два гранта на 15 млн. Таким образом, Фонд президентских грантов вложил в нас 30 миллионов. Плюс есть донаты. Около трех миллионов мы получаем от организаций, которые имеют социальные программы. Также собираем средства с помощью других фондов, например, нам помогают коллеги из фонда «Нужна помощь». Есть ежемесячные благотворительные подписки от физических лиц — нам регулярно жертвуют 70 человек. Это маленькие шаги к тому, что мы будем самостоятельно стоять на ногах, потому что всегда выигрывать гранты, вероятно, не получится. Бюджет в 2018 году был 19 миллионов, сейчас — около 40 миллионов. А нам еще нужно увеличить в два раза помощь на дому и так далее. Средства нужны всегда.
- Донаты сильно помогают?
— Я испытал чувство удовлетворения, когда на первой акции мы собрали 60 тысяч рублей за неделю. Потом спустя какое-то время собрали столько же на лопаты и грабли — необходимые для обустройства сада. Может, это небольшие суммы, но это все равно здорово. Кто-то, кстати, помогает не деньгами, а личным участием или товарами.
- Расскажите о постояльцах Дома милосердия.
- Год назад я помнил всех, кто был в Доме милосердия. В 2018 я знал всё про каждого, даже сколько раз человек поел и что поел. Сейчас наша помощь стала обширной. Через меня проходят все истории подопечных, но иногда я не общаюсь с человеком напрямую. Да и задачи у директора Дома милосердия такой нет, но на слуху у меня всё.
Каждый человек — личная история. Невозможно построить помощь в хосписе, не видя в человеке человека. У нас задача — сохранить человека, а порой и вернуть его назад. История человека может раскрываться через кого угодно — через меня, санитарку, охранника. Все зависит от того, какой слушатель ему нужен. В 2022 году стало появляться много молодых с паллиативным статусом -— от 28 до 50 лет. По сравнению с пожилыми людьми, они еще не все успели. С этим всегда сложнее: и они, и мы переживаем ситуацию намного эмоциональнее. Они чаще хватаются за все возможное, чтобы вылечиться, считают, что если вчера ты не мог поднять сам ложку, а сегодня смог, — значит есть прогресс в выздоровлении. Но зачастую это не так, к сожалению...
- Есть ли какая-то история, которая вас особенно зацепила?
- Да, это история Владимира Стельмаха, которого медсестра увидела на практике в ЦРБ. У него был рак лимфомы, огромная шишка на шее. Она поняла, что это наш человек. Нашла его родственников, поговорила, понимая всю тяжесть его состояния, предложила родственникам обратиться в Дом милосердия за паллиативной помощью. Родственники так и поступили, но не предупредили самого Владимира. Когда к нему пришел наш врач, он с ними достаточно жестко поговорил, мол: чем вы можете помочь, у меня все нормально. И ехать в Дом милосердия отказался.
И вот этот вопрос — чем вы можете помочь? — для нас самое сложное, потому что его уже наше здравоохранение «запомогало»… Ему сделали анализы, но, например, грубо разговаривали, и он уже чувствует себя ненужным элементом. Я же уже рассказывал, как папе Юре был диагноз озвучен?! Толком никто не разговаривает. Мы заходим, как «добрые уши», даем выговориться, наша задача — сыграть на облегчении состояния. С нами подопечный должен понять, что ситуация стала меняться в лучшую сторону. Это задача врача и медсестры.
Когда Владимир совсем слег, и ему стало плохо, мы привезли его в Дом милосердия. Сделали всё, чтобы не болело и дали все необходимое — кров, еду, общение. Он начал ходить, пригласил жену и пил с ней шампанское, заедая раками. Он мечтал попасть в гематологический областной центр на химию, чтобы выиграть несколько лет жизни. Мы готовили его. И вот мы берем у него последний анализ ПЦР-тест на коронавирус, а во время всей этой гонки забыли, что из-за специфики заболевания тест у него всегда будет положительным. Срочно взяли кровь из вены, а до вечера надо было еще успеть отдать его в частную клинику. Я успел доехать туда на своей машине за пять минут до закрытия. Результат пришел. Мы хотели помочь Владимиру попасть в гематологический центр. А, провожая его, понимали, что к нам он не вернется.
Вот у него было шампанское с раками, лучший друг детства приезжал, с которым они учились и долгое время не общались. Это значит, что какие-то правильные дела он здесь успел сделать. Три дня он был в областном центре, готовился к лечению, попал в реанимацию и ушел. Мы делаем так, чтобы человек не умирал безнадежной смертью дома, не верящий ни во что, не понимающий, зачем эти люди вокруг, причиняющие боль. А наоборот, чтобы человек выдохнул, подумал, постарался что-то осознать, побыл на свежем воздухе. Чтобы путь не обрывался резко, а человек смог его завершить. Это дает силы.
- Как вы и Анастасия справляетесь? Откуда черпаете ресурсы и как восстанавливаете силы?
- Настя уже год в декрете. Она всегда была не только про обезболивание, а про поддержку и лечение. Ей хотелось бы видеть излечение, когда ее терапия помогает и когда у нее есть продолжительный эффект — не два дня, а хотя бы неделю. История с Владимиром, когда он начал ходить, во многом её заслуга. Она черпает большие силы, когда человека удается поднять. Еще, конечно, энергию дает наша семья, наши дети. Дом милосердия — это и их ответственность, они там бывают, приходят на мероприятия. Они понимают, что жизнь так устроена. Мы живем в двухэтажном доме, расположенном на холме с красивым видом вдаль. Зелень, цветы, сад — тоже наша сила. Вообще, мы рады, что живем на родине, дети ходят в местную школу, бабушки рядом. Сама родина дает силы. 
- Часто ли поступают благодарности?
- Да, благодарности слышны часто, особенно, когда видимся с подопечными. Здесь сгусток любви, врач с подопечными постоянно рядом. По сути, ты даешь человеку необходимое — выспаться, наесться, забыть про боль. Вот он просыпается — он благодарен. Паллиативные больные не могут благодарить с той стороны, так скажем. Они же не выписываются. Те, кто на реабилитации, обнимают, плачут и говорят, что не знали, как жить дальше, а сейчас всё разрешилось. От родственников спасибо слышим часто. Мы сразу предупреждаем: если вы под нашей опекой, материальной благодарности не должно никакой быть. Если хотите помочь дому милосердия, должен пройти год. Если вы вспомните о нас спустя этот срок, то вы можете вернуться и помогать. У нас большая книга отзывов. Часто родственники приходят с концертами, помогают и сопереживают нам после года-двух-трех.
- Алексей, поделитесь планами на будущее.
- В ближайших планах — развитие патронажной службы, увеличение количества семей под опекой с 40 до 80. Также хотим построить отдел фандрайзинга, к 2023 году он должен открыться, а к 2025-му должен приносить половину средств для существования Дома милосердия. Еще мы хотим выкупить два соседних участка, затеять стройку и расширить стационар до 30 мест, построить домики для сопровождаемого проживания.
Также было бы здорово делиться опытом, чтобы в других местах появлялись такие Дома милосердия. Мы всегда открыты. Например, в сентябре у нас были студенты из разных уголков России, проходящих обучение по программе социальные координаторы. Это проект Свято-Филаретовского института. Есть врачи, медсестры, а есть социальные координаторы, они важны для помощи на дому. Это "родственник на час" или на то время, которое осталось. Это самый близкий родственник для одиноких людей, который следит за режимом и так далее. Мы приняли 16 студентов и в течение недели рассказывали про нашу паллиативную помощь.
- Кто для вас настоящий герой и относите ли себя к героям?
- Нюта Федермессер — герой, от неё мы черпаем энергию. Каждый, кто работает у нас — герой. Это люди с большими сердцами, большие герои. Они выбрали этот путь, а не другой. Они не выбрали увидеть первый выпавший зуб ребенка или еще что-то. Они выбрали бессонные ночи и жизнь других людей. Я не вижу изнутри, герой ли я. Пока еще рано считать себя героем, еще многое нужно реализовать.
- Какой совет дадите тем, кто прочитает книгу «100 подвигов обычных людей»?
- Любить и ценить моменты - они, как и жизнь, не повторяются. Порой нужно остановиться, успокоиться, обнять друг друга. И добавить минутку. Потом это сложится в дни, когда мы рядом друг с другом. Давайте не спешить жить, а давайте побудем в любви, оставаясь.
Сайт "Дома милосердия кузнеца Лобова "в Ярославской области - https://domlobova.ru/
Услуги здесь для всех и всегда бесплатны, но проекту нужна поддержка. Сейчас он существует на пожертвования, и каждый человек может поддержать Дом милосердия финансово.
Фото Алексея Васикова специально для проекта "Подвиги" сделала фотограф Анна Мельникова, Ярославль.
