Подмосковный священник Николай Лузанов спас человека, упавшего на рельсы за несколько секунд до прибытия электрички. В 2022 году 40-летний Николай Лузанов стал героем книги «100 подвигов обычных людей. Том 3». Команда проекта «Подвиги» рассказывает его историю.
– Отец Николай, вспомните, пожалуйста, тот день. Что произошло, когда вы ждали электричку на станции «Шереметьевская» в Долгопрудном?
– Это уже вечер был, 4-5 часов. Мы с моим прихожанином и другом Павлом стояли на перроне, разговаривали и ждали электричку до Лобни. У меня там живёт любимая тёща, которой я собирался отвезти новогодние подарки. Тяжёлый пакет в ожидании поезда поставил на лавку. Увидев приближавшуюся электричку, потянулся за ним и услышал за спиной характерный снежный хруст – как будто в снег упало что-то тяжёлое. В первый момент я, конечно, не понял, что произошло. Но хруст был громкий, значит что-то упало совсем рядом. Я оглянулся, посмотрел на рельсы и увидел человека, лежавшего лицом вниз. В первый момент мне показалось, что его голова находится прямо на них. Бросил взгляд на приближавшийся и истошно гудевший поезд, сразу же спрыгнул и подбежал к упавшему. Он был без шапки. К счастью, голова лежала в нескольких миллиметрах от рельса. Если бы он тогда ударился при падении, мне было бы некого спасать.
СМИ тогда много писали об этом случае и, желая привлечь дополнительное внимание, придумывали заголовки типа «Священник бросился под поезд», а рядом размещали мой портрет. Близкие были в шоке, особенно мама. Но это неверно! Не под поезд я тогда бросился. Я просто бросился спасать человека. Даже не спасать, конечно, просто помочь. Никакого спасения там не было. Я ему просто помог. Подумал, что он, может быть, без сознания упал, потому что лежал недвижимо. Только потом, когда всё уже было позади, выяснилось, что он был в сознании, просто немного «под градусом». Но даже если бы я сразу об этом знал, в моём поведении это ничего бы не изменило. 
В том месте очень многих сбивают… Очень сложный и опасный участок. И даже мне как священнику приходится отпевать погибших. Детей я даже отпевал - школьников, которые в наушниках любят ходить.
Такая беда наша общая. Заметив человека, машинисты всегда начинают гудеть. Заранее, задолго до прибытия. И тут уже гудок был. Приближавшуюся электричку было видно и слышно. Оставались буквально считанные десятки секунд. 20-30 секунд. Может, 10, не знаю. То есть поезд приближался уже к началу платформы, а мы с Павлом стояли как бы в конце, где и упал мужчина.
– О чём вы подумали в тот момент, когда его увидели?
– Я помню, что точно, абсолютно точно, я не думал. Не было у меня никакой рефлексии, сомнения и размышлений… Моё поведениене было осознанной попыткой спасти человека. Просто сработало такое нормальное, человеческое, вполне понятное чувство помощи ближнему. Не более того. Поэтому я не считаю, конечно, то, что я сделал, никаким подвигом. Я считаю это просто делом таким Божьим. Благодарю Бога за это.
– А как всё происходило?
– Я обернулся и увидел, что он лежит на рельсах. Несколько шагов пробежал до него и спрыгнул. Платформы не такие уж высокие, как многие писали. По крайней мере, я при прыжке этого не ощутил… Хотя на самом деле я давно так не прыгал. Из-за серьёзных проблем с позвоночником и фактически не прекращающихся болей стараюсь быть аккуратным. А тут какой-то шок. Ну то есть понятно, что это объяснимо абсолютно – адреналин и прочее, я спрыгнул спокойно, не чувствуя никакой боли, никакой отдачи в позвоночник, ничего этого не было. Иначе я бы просто не смог ничего сделать.
Паровоз гудел, и как-то это меня подстёгивало к быстрому принятию решений. Думать некогда! Тащить мужчину по обледенелым рельсам как-то не очень было, взвалить его на плечо и идти… Как-то смешно. Да и времени не было. Решил его на платформу поднять. Благо, он был не очень грузный. Приподнял, прижал к груди, а потом закинул на платформу. Слава Богу, успел. Павел мне помог его удержать и оттащил подальше, чтобы я сам выбрался. На мне, кстати, было обычное шерстяное пальто, я был в мирском облачении. Расстроился ещё, что, когда буду выбираться, обязательно его испачкаю. Но нет! Я легко на руках поднялся, закинул ногу и выбрался. Пальто даже не испачкал, мне повезло…
Пока ждали электричку, постарались привести в чувство того мужчину. Он не стоял даже, но всё твердил, что упал на пути с пакетом, который по-прежнему там. Просил меня спуститься за ним, но я отказался. Мне была важна человеческая жизнь, а ей больше ничего не угрожало. А доставать ещё и пакет я не был готов. Оставили мужчину у перил платформы с напутствием, чтобы он стоял и никуда не шёл. Когда приехал поезд, мы сели в него и отправились в Лобню.
У тёщи я пробыл недолго, вручил подарки, а вот о случившемся на станции, конечно, не рассказал. Вернувшись обратно, обратил внимание, что никакого пакета рядом с путями нет. Подумал тогда, что его кто-то достал, и тот мужчина спокойно пошёл домой. Ну и всё. В общем, я был спокоен за него и за себя.
– Какого возраста был спасённый мужчина?
– Он был совсем молодой. Мне кажется, лет 35-40, не больше. Причём очень культурно одетый. Не интеллигентской внешности, а такой обычный работяга. Нельзя сказать, что какая-то пьянь там была, бомж какой-то, нет. Но даже если был бы бомж, мне какая разница? В тот момент я не смотрел, какой он, чем от него пахнет, есть ли у него паспорт. Это всё, конечно, полный бред. Просто увидел, что это – человек, и мне этого было достаточно, чтобы среагировать.
– А другие люди на перроне в тот момент были? Кто-то ещё пытался помочь?
– Не очень много, но были. Кто-то из стоявших на противоположной платформе даже начал доставать телефон. У нас любят такое снимать, к сожалению. На нашей платформе поблизости от упавшего стояли только мы с Павлом. Все остальные были в отдалении. Помочь никто не пытался. Все в ступор вошли. Единственное, я Паше, своему другу, сказал: «Паш, помогай давай. Держи». Когда я стал поднимать упавшего мужчину, тот начал сопротивляться и рвался за пакетом. Мы мужчину всё-таки вернули на перрон. Потом я выбрался… За секунду, так сказать…
– Довелось ли потом встречаться со спасённым?
– Нет. И вообще СМИ какую-то ерунду раскрутили из обычного случая. На самом деле таких ситуаций очень много. Люди спасают друг друга, слава Богу. Я знаю очень многих, кто бабушек «за шкирку» оттаскивает, когда они переходят через железнодорожные переезды. Ну раскрутили, ладно. Я думал, что после такой шумихи тот человек, наверное, придёт. У меня прям такое даже желание было встретиться с ним. Какие-то СМИ даже меня спрашивали потом: «А вот он приходил? Благодарил?» Я говорю: «Знаете, ну может быть, если он об этом узнает и вспомнит, может быть, он Бога поблагодарит. Самое главное, что он остался жив». К сожалению, мы с ним так и не встретились.
Возможно, ему ещё и неудобно было. Журналисты как-то писали даже, что, по моим словам, он был нетрезвый. Это не очень правильно. Ну был и был. Тоже человеку неприятно… Найдётся он, станут спрашивать: «Что вы пили? Какой напиток? Почему?» Я ставил себя на его место. Если ли бы я очнулся, вспомнил, что мне помогли выбраться, и вот мне надо прийти к кому-то, сказать, что это на самом деле было… Понятно, что первый вопрос, который бы задали корреспонденты: «Почему вы были пьяный?» Ну это стыдно как-то мужчине оправдываться, почему он был 27 декабря пьяный. Почему? Потому. Корпоративы начались вообще-то. Но я думаю, что встреча эта ещё, может быть, произойдёт. И вообще – может быть, он тогда вовсе не из-за алкоголя почувствовал себя плохо и упал? Может быть, голова закружилась.
Да мне это вообще всё равно. Пьяный он. Мусульманин. Какая разница? Верующий – неверующий? Хоть даже богопротивник. Главное, что человек, которому требовалась помощь. Спасибо, что во мне сработал какой-то божественный рефлекс.
– А до того случая в вашей жизни ещё что-то подобное случалось? Не обязательно такое экстремальное, но помощь же разная бывает…
– Наверное, как и в жизни каждого человека. В моей жизни это, конечно, тоже было. Единственное, я не хочу об этом говорить, а то получится себя раскручивать, пиарить. Всякое было.
– Есть ли в вашей жизни человек, на которого вы равняетесь?
– Да. Я преподаю в богословском университете, и у нас удивительный ректор отец Владимир Воробьёв. Это человек, который всю свою жизнь полагает на служение людям. Это не громкие слова. Достаточно просто прийти на всенощную, посмотреть, сколько человек у него исповедуется. Скольким людям он помогает, я знаю сам. Неоднократно к нему обращался. На всё он находит время. Конечно, когда ты с таким человеком общаешься, естественно, что ты хочешь быть на него похожим. И тут – бабах – тебе случай такой в жизни. Одно дело, когда ты всё время говоришь и в проповедях призываешь людей к любви, к жертвенности, и совсем другое – когда ты сам своим поступком им это показываешь.
– После того случая вас наградили медалью МЧС «За спасение жизни». Что она значит лично для вас?
– Я медалью очень дорожу, даже несколько раз надевал её. Потом за помощь тому человеку меня ещё святейший патриарх наградил Орденом Славы и чести. Но это чуть позже было, а до этого мне вручили медаль МЧС. Когда смотрю на неё, всё время говорю себе: «На этом останавливаться нельзя, от тебя требуют...» Это как крест у священника. Вот ты крест надеваешь на себя, и ты понимаешь, что это не награда, за какое-то свершение, это – аванс от Христа. То есть ты надеваешь крест и понимаешь, что теперь: сегодня, завтра и до смерти, ты должен соответствовать крестоношению этому. То есть ты теперь иди, доказывай, что ты – христианин, что ты – священник, а не то, что получил крест на пузо и расслабился, и вот, припеваючи живёшь. Наоборот это всегда так – от Бога любовь нам даётся не по достоянию нашему, а предвосхищая наши достоинства. Так и эта медаль МЧС – своеобразный аванс, чтобы в следующий раз я смог ещё кому-то помочь.
– А если бы вы не были священнослужителем, вы бросились бы тогда на помощь мужчине, упавшему на рельсы?
– Страшно даже представить себя вне Церкви. Не хочу быть нецерковным человеком. Даже не хочу рассуждать, что было бы, если бы. Во-первых, не было в моей личной жизни времени, когда я был нецерковным. Я не помню такого. Благодаря своей бабушке я с детства в Церкви. И всю жизнь, вообще всю жизнь я в Церкви. Сознательную уж тем более. Наверное, я бы пошёл сначала в церковь, а потом бы уже спасал людей. 
Вообще, вопрос очень важный, потому что он касается как бы добра в самом себе, значимости поступка и человеческой доброты в самом себе. Как в «Современном патерике» у Майи Кучерской – «самое главное, чтобы человек был хороший». Какая разница, верующий ты или неверующий, поп ты или раввин, главное - чтобы человек ты был хороший. Для меня это, конечно, не так. Самое главное - не чтобы человек был хороший, потому что эта хорошесть всегда обернётся против личности. Для меня добра вне Христа не существует. Да, его можно называть как угодно, но для меня это уже будет никакое не добро, и никакой не подвиг христианский.
Я не берусь судить сейчас никого, клеймить тех, кто вне Христа совершает подвиги, но для меня лично добро вне личности Христа не может существовать. То есть это такие совершенно нереальные ситуации, в которых я себя даже не мыслю.
– Вернусь в прошлое. Когда вы ещё только решили стать священнослужителем, близкие вас поддержали?
– Так получилось, что я рос как-то самостоятельно. Мама очень много работала. Папе вообще некогда было. Это особая такая история, трепетная. Но никто, конечно, не сопротивлялся. Это были 1990-е годы, когда решалась моя судьба, и я заканчивал школу. Благо я учился хорошо. Отличником был. В школе мне очень сильно повезло. Господь послал мне удивительного человека - учителя истории. Я всегда ему звоню и говорю: «Ты мне Богом послан, как апостол настоящий. Ты меня спас в 90-е годы от многих необдуманных шагов». Он привил мне любовь к истории, подготовил меня к институту. И благодаря ему я поступил в историко-архивный институт Российского государственного гуманитарного университета. Я историк-архивист. Закончил университет, потом ещё аспирантуру в академии наук. То есть сначала я светское образование получил.
Но ещё с детства, благодаря бабушке, я начал ходить в храм. Пел на клиросе. Никто мне никогда не мешал. И, конечно, у меня нет такого возраста, когда я вдруг решил стать священником. Я всегда хотел им быть.
Второе моё образование было уже духовным. Я окончил богословский институт Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета и был рукоположен в сан. Сначала был диаконом, а потом стал настоятелем Покровского храма в Шереметьево города Долгопрудный. А ещё я преподаю на кафедре всеобщей истории ПСТГУ. 
– А кого бы вы назвали героем?
– Даже среди моих знакомых таких немало, если честно. Я знаком с семьёй генерал-майора, героя РФ Владимира Михайловича Максимчука, участвовавшего в тушении пожара на Чернобыльской АЭС. Я иногда совершаю панихиды на Митинском кладбище, на котором он похоронен, там, где мемориал чернобыльцам, где его памятник, слушаю речи о нём, понимаю, что это – настоящий герой.
А ещё у меня выдающийся тесть, отец моей матушки. Он тоже чернобылец был, химик-дезактиватор. И за его плечами был отнюдь не только Чернобыль. Он и его коллеги спасли множество атомных станций и реакторов на флоте от разрушения и катастроф. И, отправляясь в очередную командировку, он не думал о себе, о своей семье, а просто беззаветно служил Отечеству. Вот это – герой! Настоящий герой.
Ну, в принципе, героев много на самом деле. Вот сейчас для меня герои – ребята, воины, которые защищают, не раздумывая, не рассуждая, просто защищают наше Отечество на Украине. Они для меня все герои. Все абсолютно. Даже некрещённые ребята, даже неверующие. И многие из них, я знаю, принимают боевое крещение. Я свято в это верю.
Ну и вообще, по слову Христа, кто душу свою полагает за других, тот и герой. Кто идёт на помощь, не думая, будь то священник, врач. У меня друг есть, выдающийся кардиохирург, он сейчас в Институте скорой помощи имени Склифосовского работает - Камбаров Сергей Юрьевич. Вот это – герой. Я к нему прихожу всё время, и на руки ему смотрю. Это руки, которые каждый день две-три, а иногда и четыре жизни спасают.
– Всё ваше время посвящено прихожанам в храме и студентам в институте, а как вам удаётся находить его для себя, для семьи?
– Для меня как для священника, и моя матушка это прекрасно понимает, нет времени, когда я принадлежу семье, себе. Это вообще неправильно для священника. Нас так воспитал владыка Ювеналий – митрополит Крутицкий и Коломенский. Он всё время нам говорил, что у нас всегда должен быть включен телефон, мы всегда должны быть в доступе к прихожанам, потому что священник и днём, и ночью, и во сне, всегда должен служить людям. Надо, встал и пошёл. Причащать ли, просто прийти, поговорить даже. Бывают и такие случаи, когда звонят люди по ночам, требуют выслушать их. Ты обязан. Да, может по-человечески это неправильно, но как священник ты обязан выслушать. Поэтому я скажу честно, у себя в приходе я телефон не скрываю. Мой номер вывешен на информационном стенде, и мне всё время звонят. Причём иногда даже по смешным вопросам. Например, когда электричка пойдёт следующая. Ну и что? Значит, вот так. Ты должен на эти вопросы тоже ответить. Уделить людям время.
– А если бы вас попросили выделить три главных своих качества. Что бы вы назвали?
– Я, конечно, отчаянный. Спонтанный. А ещё я – трудоголик. Не люблю сидеть на месте. Мне всегда надо что-то делать. При храме мы разбили сад, птичий двор. У меня павлины тут ходят, фазаны. Это требует очень много трудов. Казалось бы, зачем священнику этим заниматься, иди там, кадилом маши, а я это очень люблю. Я люблю быть всё время в каком-то движении. Газон сам стригу. Мне надо обязательно что-то делать всё время. Я такой трудоголик, и детей своих тоже к этому приучаю. Вообще такой вопрос надо задавать не мне, а людям сторонним, которые точно скажут правду про меня.
– Расскажите, пожалуйста, о своей семье.
– С матушкой Александрой мы вместе уже 21 год. Я на втором курсе учился, когда мы поженились. Она у меня тоже очень занятая, много служит на благо храма, а ещё она – выдающийся музыкант. Возглавляет камерный хор Московского физико-технического института. Многие ребята, православные, верующие, поют у неё на клиросе. Она мне «поставляет» ещё и певчих в приход. 
У нас четверо детишек. Старшему, Василию, 19 лет. Он студент-третьекурсник Второго меда, хочет стать кардиохирургом. Старшей дочери, Анне, 18. Она тоже студентка. Учится на стоматолога в Третьем меде. Следующая у нас Марфа, ей 14 лет. Учится в физтехлицее и хочет заниматься физикой. Ну и младший, Афанасий, ему 10 лет. Пока он хочет стать священником, хотя учится в физико-математическом лицее.
Все они у нас ещё и музыканты. Так как матушка у нас обременена музыкальным дарованием, она ещё и пианист-органист, все дети либо уже окончили музыкальную школу, либо ещё в ней учатся. Они прекрасно владеют фортепиано. Я тоже иногда поигрываю. А ещё мы с матушкой любим петь вместе романсы. Я вообще люблю петь. Матушка играет, я пою. Иногда дуэтом с ней поём. Очень любим дуэтное пение. И акапелла поём с ней…
– Какими бы вы хотели видеть своих детей в будущем?
– Для меня это абсолютно очевидная вещь – они должны быть православными верующими людьми. Больше ничего! Каждый из них выбирает свой путь, и я не мешаю им. Вот двое старших хотят стать врачами. Ну и замечательно! Лишь бы все они остались верующими православными людьми, чтобы мне потом не было стыдно за моих будущих врачей, физиков и так далее. Вот это самое главное для меня, чтобы всегда был нравственный закон у них в голове. Понятно, что успех, карьера… Это всё, наверное, когда-то будет в их жизни, но… Пусть все важные решения - в работе, общении, дружбе и так далее - они будут принимать, твёрдо помня о том, что они – верующие люди и им перед Богом отвечать за каждый свой вдох, поступок, мысль.
Фото Николая Лузанова специально для проекта "Подвиги" сделала фотограф Ольга Гуськова, г. Москва.
С Николаем Лузановым мы записали эпизод подкаста "Подвиги обычных людей". Подкаст доступен на всех площадках: https://podvigiobychnyhludey.mave.digital
